Отличная игра про будни охотников на вампиров в 19 веке. Большое спасибо мастерам и игротехам за проделанную работу.
Собой невполне доволен: надо было уточнить еще часть деталей до игры, но осень превращает меня в сонного хомячка.
Я сейчас мало езжу на игры из-за кредита, и мог бы не попасть на эту (хотя у нее оч маленький взнос) если бы на меня не набежал Ренджи, с : "Пошли поиграем в Лео и Юранда из новой трилогии Аберкромби в сеттинге охотников на вампиров"
Ну с Ренджи я завсегда хоть тушкой, хоть чучелком.
Благодарности.
Мастерам и Техам: Векша, Шелли и вся игротехническая команда спасибо за потрясающую работу. Шикарный каст, и множество интересностей которые вы дали нам на этой игре. Я надеюсь продолжать ездить на игры по миру ^^
Мой прекрасный кот, я конечно смою с тебя все блестки, но больше никому не позволю в тебя стрелять.
Джон Хантингтон, отец субмагистр,
Представляю насколько невероятно сложно было быть главным в таком бедламе. но ты был всем нам отцом, и эта история с сыном невероятно проникновенная. Мое восхищение.
Сэмюэль Кавендиш, декарий арморис.
очень яркий образ. Борода, жесты. Манера держать себя. Умудренный годами старый вояка. Человек к которому всегда можно подойти за советом.
Эдвард МакКехт, декарий аптекарис.
Снадобье повторюсь восхитительное. Яркая копна волос, деятельность, улыбчивость. И не скажешь что внутри этого брата прячется та тайна, которую я узнал из отчета.
надеюсь мы еще вместе сделаем из вампира человека.
Оливер Кроу,
мой верный помощник, которому я всегда могу доверить и библиотеку, и ценный свиток и особо буйного аколита. Прости, что смог уделить куда меньше времени чем хотел бы. Но мой спокойный, и казалось печальный помощник был очень важным для меня человеком.
Квентин Гонн,
яркое солнце в вашем доме каждый день. "Не можешь остановить возглавь". Я рад считать тебя своим другом.
Алан Кэмпбелл.
Удачи вам с вашим проклятием человек-кот) и со всеми вашими начинаниями.
Леолин Брайс,
Спасибо, что позвал на игру, что выводил меня всеми двусмысленными репликами, жестами, прикосновениями и поведением. Я знал, что с тобой это будет огненно, но ты каждый раз поднимаешь планку огня все выше и выше. Получилась отличная история про отважного рыцаря и сына мельника. И финальная сцена своей правильностью навсегда в моем сердце
Томас Клиффорд,
очень красивый и напористый молодой человек, готовый отстаивать свое право и в то же время жестоко наказывать себя за проступки, очень цельный образ.
Александер Эванс.
Суровый и непримеримый Александр, вы изрядно напугали меня когда выстрелили себе в голову из-за сидов.
Арман Фер
сдежанный, всем собой внушающий в тоже время ощущение молчаливой силы. Буду молится за ваше здоровье, чтобы вы многому научили Лео, и в тоже время поделились с ним вашей здержанностью.
Джеффри Фрезер,
мой племянник , живой мальчик, котороый хотел в Африку к крокодилам, слонам и пирамидам, а не это все. Я обязательно отправлю тебя в твою Африку. Главное не гуляй больше с сидами)
Малкольм МакГрегор.
мальчик, на лице которого написано готовность вписаться в любую авантюру. И еще раз спасибо за игру, мастер)
Мэттью МакКинлох.
О какой ты был восхитиельный бука, со всеми твоими корнными фразочками и прочим. Просто прекрасный. И спасибо за игру, мастер)
Роберт Скотт.
Почему-то постоянно казался мне если не заводилой, то серым кардиналом среди аколитов.
Френсис Редфорт.
Настырный, любопытный, упрямый, со своим мнением по каждому вопросу. играть с тобой всегда удовольствие)
Блайд Хартсон,
Сдержанный, аккуратный и очень действительно по солдатски
Еще один аколит.
Отличный мальчик , будущий докутор. Со взором горящим. Желаю прекрасного будущего в Ордене.
Второй Орден
Сибилла Кавендиш.
Не поговорил с вами в этой роли: слишком много бегал, но со стороны выглядело очень достойно.
Эйлин Мюррей.
Очень сильная девушка, которая казалось такой хрупкой.
Джудит Гвендолин Бойд.
*поцеловал руку* я бы обязательно влюбился в вас, если бы мое сердце не было уже занято. Вы говорили очень мудрые и правильные вещи, снисходительно улыбались тем кто востороженно кружил вокруг вас. очень цельный образ.
Ирэн Андар,
Вы выглядели настоящей вольной охотницей, в вашем костюме, с мечом на поясе. Девушка которая не боялась своих желаний, и смело шла на сделку с Сидами ради своей мечты.
З.Ы. Отчет персонажа в комменатриях, меня хватило на предыдсторию и косвенно на события игры. Традиционно извиняюсь за неточности человеческой памяти.
Один мельник, умирая, не оставил своим трём сыновьям никакого другого наследства кроме мельницы, осла и кота.
Старший брат взял себе мельницу.
Второй - осла.
А младшему дали кота.
Все остальное наследство Генри Фрезера были молитва, которой обучила его матушка: обращаться к Деве Марии если голову одолевают уныние, забвение, неразумие, нерадение, скверные, лукавые и хульные помышления , если в сердце разгорается пламень страстей, так как всякий человек на праведность нищий и окаянный.
Да несколько рецептов от матушки же.
Когда он отправился в путь: солнце только поднималось из-за леса, нежно окрашивая небо в розовый цвет, а дорогая легко ложилась под его ноги.
Генри знал, что объединившись братья легко смогу прокормить друг друга, но не унывал, бережно поглаживая своего кота за ухом. Ведь Бог всегда приходит на помощь усердным.
Он оставался таким же тощим, и на его одежде появилось больше заплаток, когда какое-то время спустя, когда закат стекал кровью по горизонту за отроги холмов, хорошо одетый господин на козлах дорогого экипажа, пообещал юноше работу, кров и пищу.
Генри горячо возблагодарил Господа за явленную ему милость, и, конечно, же воспользовался щедрым предложением.
Ту ночь он не любит вспоминать до сих пор. Чудовищное уродство скрывалось под изящным обликом хозяина и его верных слуг. Уродство ночных кошмаров и сказок, что полушепотом рассказывали крестьяне друг другу.
Кот, молитва, огонь, да срубленная в лесу палка, чтобы нести на ней узелок с вещами – осиновая по счастливой случайности – они спасли Генри жизнь, и сделали его владельцем внушительного состояния: от природы хладнокровный Фрезер, решил не бежать бегом из страшного замка, а забрать с собой «наследство» доставшееся ему от убитого вампира. С тех пор он будет делать так каждый раз.
Солнце стояло в зените, высоко над горизонтом, когда другой господин: усталый, загорелый и обветренный подсел в таверне к юноше, выправляя большой крест из-за ворота дорожной куртки.
И сын мельника оказался в Ордене Святого Георгия, братстве охотников на вампиров, найдя новый дом под сводами древнего замка.
Он с жадностью бросился в учебу, перенимая не только книжные знания, умение держать в руке меч и пистоль, но и с восторгом следя за осанкой и движениями своего наставника Джона Хантингтона – учился быть своим не только среди братьев Ордена, но и в стенах университетов и светских салонах.
Здесь он нашел себе дело по душе и по руке, здесь он нашел себе отца и братьев, которым было не все равно, где он и что с ним, здесь он навсегда оставил свое сердце.
К двадцати семи годам Генри Фрезер стал декарием скрипторисом, ведавшим библиотекой. Время от времени он покидал Орден ради охоты не только за вампирами, но и за древними свитками, когда-то украденными вампирами из Орденской библиотеки. Он привык к тому, что в книгах есть ответы на все вопросы. Особенно в одной, Главной Книге. У него были прекрасные ученики, и вдумчивый помощник, которому Фрезер не задумываясь доверил бы и свою спину и ценный свиток. У него были друзья, и внимательный отец в лице суб-магистра.
И, в конце концов, у него была молитва, которая по-прежнему должна была беречь его ум и сердце от страстных и суетных помыслов.
Вот только последние шесть лет, она почти перестала ему помогать. У Генри Фрезера появилась тайна, которую он не мог доверить ни бумаге, ни даже своему коту: ведь хорошему христианину о таких вещах даже говорить не стоит.
Леолин Брайс мальчишка, который любит спать в библиотеке, пока еще всадник Генри помогает декарию скрипторису наводить порядок, подготавливает цитаты к его лекциям, а порой пишет и сам текст, если у декария не так много времени. Фрезер практически не выделяет его среди других, относясь, как и ко всем еще совсем детям, участливо и внимательно.
Ему разве что немного льстит, что этот аколит, пусть склонен скорей к фехтованию и подвигам, чем к книжным знаниям, порой приходит, доверяет свои мысли, просит почитать ему вслух. О подвигах конечно. О героях. О победителях. Он едва может запомнить Молитву, но явно считает, что каждый вампир упадет замертво, стоит только Лео – потомственному охотнику – взяться за меч. Где-то далеко у него есть свой замок, где, наверное, тоскует по покойному мужу и сыну его мать.
В том, что произошло дальше, Генри, честно говоря, за шесть лет так и не разобрался. Может, он, и правда, на долго уезжал? Да вроде нет, примерно месяц с небольшим туда и обратно: может быть два.
Он пересекает знакомый двор, где тренируются аколиты. У них как раз заканчивается занятие, и Фрезер приветствует наставника: Сэмюэля Кавендиша как и Джона Хантингтона, ему постоянно хочется называть «сэр». А потом аколитов, и один из них – высокий, со золотистой копной светлых волос сгребает «Лучшего друга» в объятия.
Генри не сразу узнает в нем того самого Лео, что так часто просится поспать в библиотеке. И не сразу привыкает к тому, что тот теперь нависает над ним.
Понимание того почему ему теперь нравится наблюдать за тренировками аколитов (что почти не получается, ведь у всадников свои занятия), почему разглагольствования Лео о девушках вызывает только раздражение, почему он рад, что тот все еще приходит послушать как он читает, и множество других почему, о которых даже думать не стоит – приходит тоже не сразу.
Приходит с душными снами, с внезапными помыслами. И в первые привычный жест: обхватить ладонью крест, привычные слова: «Пресвятая Владычица моя, избавь меня смиренного и лукавого раба твоего…» - не приносят никакого спасения.
Да и сам Лео вовсе не собирается ему помогать:
«Ты же знаешь, что ты мой самый лучший друг, Генри. Лучше, чем все.»
«О, прости, я опять раскидал у тебя свои вещи, Генри, прям как у любовницы спрятал, да? Я же переоденусь здесь? Ммм… свежепостиранная рубашка пахнет так вкусно. Вот попробуй.»
«Я люблю тебя, Генри. Всех вас.»
Если новоиспеченный декарий скрепторис что-то ненавидит так это: «я люблю всех вас».
Все ответы есть в книгах. Но только не этот. Он остервенело читает Священное Писание, и не находит помощи. Зато понимает, что Содом наказан за нарушение закона гостеприимства и попытку толпой изнасиловать пришедших в город путников. А вовсе не потому, что кто-то много пялился на то, как его лучший друг переодевается рядом.
Священнику было запрещено ложится с женщиной или мужчиной за несколько дней до важных обрядов.
Значит ли это, что в остальное время не запрещено?
Книга законов запрещала спать с сестрой, с тещей, с дочерью, с кем угодно. Кроме лучших друзей.
И даже новый завет говорил об этом один раз, ставя не сдержанность в разряд таких же проступков как пьянство. Но вроде бы никто не арестовывает за стакан эля в трактире.
Святые отцы рассуждают о божественной природе, о нетварном свете. Как хорошие христиане они вообще не говорили о… А если кто и говорил, то слишком абстрактно и без доказательно.
Может быть, это было злом, потому что плата за удовольствие – рождение детей, которое в этом случае не возможно. Плодитесь и размножайтесь, в конце концов.
Чем больше он читал, тем меньше понимал.
Зато хоть позиция Лео была ясна по данном вопросу вполне: «Ну, эта штука мне не нравится, она какая-то пидорская, Генри. Ты так не думаешь?»
Генри не знал, по какому принципу штуки, имена и поступки делятся на «пидорские» и нет, если, конечно, не учитывать, что заглядываться на Лео, получать удовольствие от случайных прикосновений определенно было именно «пидорским».
Для себя Генри решил, что если Бог отторгает его из-за помыслов, то на ближайшей же охоте он об этом узнает.
Но милосердие Иисуса все еще хранило его.
В том числе поэтому он – и раньше не отличавшийся непримиримостью – в корне изменил свои взгляды на все, что люди не понимая величали грешным. От перевертышей до Сидов.
Последняя миссия чуть не окончилась полным провалом. И в этом Фрезер мог винить только себя самого: не достаточно хорошо проверил источники, частично не был готов к тому, что вампирша окажется столь древней.
Слава Богу. Спасибо Оливеру, помощнику, который часто сопровождал его в путешествия. Удача, как и его кот все еще были с ним.
И с трудом ступающий на правую ногу, но все еще живой, наведший вместе с учеником такой шорох, что пришлось удирать со всех ног даже не от вампиров, а от вполне человеческих властей, Генри Фрезер вернулся в родные пенаты, с несколькими свитками в походной сумке.
события игры
А три дня спустя спокойное существование Ордена было нарушено. Этот вечер Генри помнит, как какой-то не прекращающийся кровавый кошмар. Даже странно, что никто не погиб (или Орден просто об этом еще не узнал) и все добрались живыми, пусть и изрядно раненными. Ему пришлось бегать по лестнице туда-сюда: то уведомляя отца субмагистра о событиях, то отводя к нему тех вновь прибывших, кому не требовалась помощь лекаря.
Раненных было столько, что, кажется, брат Эдвард едва успевал поворачиваться, и его огненные кудри налипли на лоб.
Невозмутимым казался лишь Арман Фер, с которым Фрезер поделился мыслями о том, что возможно их убежище раскрыто. Француз по-видимому придерживался того же мнения, в своей спокойной уверенной манере, даже его акцент не стал сильнее, когда они говорили.
Леолин тоже был среди раненных. Услышав с балкона его голос, и что-то о необходимости лечения, Генри на мгновение забыл о боли в собственной ноги, спустившись куда быстрее, чем стоило.
Лео был жив: в крови, но жив, и суда по тому, как он рассказывал историю о трех вампирах, с которыми столкнулся – умирать в ближайшее время не планировал.
И он был лишь первым в череде раненных для всех, кроме пожалуй Генри. И даже не самым тяжело раненным.
Пожалуй, больше всего пострадала его гордость и уверенность в себе.
А вокруг калейдоскоп лиц: хорошо знакомых и новых.
Субмагистр сэр Джон наливает себе в кубок настойки, после всех новостей, устало, но довольно жмурится, а потом подливает Лео, который явно воспрял духом от внимания одного из своих героев.
Сэм Кавендиш приподнимает бровь и что-то говорит сосредоточенному Арману. Как бы он не думал об уходе, но возраст кажется его не берет. Походка остается все той же упругой, хищной, и эти руки опытного фехтовальщика вряд ли скоро оставит их сила.
У брата Эдварда наконец появилась свободная минута в череде раненых, ему бы присесть, вздохнуть, но он опять что-то мешает над котелком, и рассказывает готовому слушать акколиту.
Оливер с Френсисом кажется сорятся. Надо бы разобраться с этим, но сейчас у Генри совсем нет сил. Впрочем, через какое-то время он видит обоих у же обсуждающих свитки. Может быть не сошлись в паре мест из Блаженного Августина? В любом случае, Фрезер уверен, что Оливер с его обманчиво мягкими и даже не много грустными манерами, спокойный, как покрытое тонкой корочкой льда озеро, сможет окоротить в случае чего аколита, чьи настырные вопросы порой трещат как пламя. То самое, что когда-то поцеловало его кудри.
Квентин стоит под фонарем на крыльце, и пока сам Фрезер ежится от прохладной ночи, вглядываясь в полумрак, смеется с Лео над какой-то шуткой. Наверное, он действительно лучше всех их сойдет за радушного хозяина, выполняя функции хоспиталиса. Генри восхищается его легким нравом, и слегка ревнует каждый раз, когда они – такие похожие в чем-то с Леолином – вместе смеются над чем-то.
Алан настойчиво пытается забрать из рук Генри письмо: адресованной девушке Рози, которой он явно не является. О, времена, о нравы… Но его жажда защитить ее от вампира достойна только уважения. Что, впрочем не мешает скрипторису передать письмо в руки субмагистра.
Томас выглядит так, словно похоронили не его ученика, а его самого. Ему уже влетело и от его наставника и от Армана. Но кажется, никто не сможет укорить его больше, чем он сам укоряет себя.
Александр, казалось бы, не так давно едва ли не умиравший в углу, уже бодро бросается во все обсуждения. Огонь яростно пылающий в его крови нашел себе выход в охоте, и это желание не знает компромиссов.
Арман ругает Томаса на верхнем ярусе лестницы: кажется впервые за долгое время позволяя себе чуть-чуть повысить тон. Несколько часов назад он же спокойно собирал группу, которая так и не вышла в ночной лес, искать тех, кто еще не вернулся и сражаться с вампирами.
Джеффри вернулся: и Генри который месяц не находил себе места о том, какие письмо оправить его родителям, обнимает его с облечением. «Что? Меня не было месяц?» кубак в его руках светится нечеловеческим зеленым огнем. И наверное, не будь Фрезер так вымотан новостями о вампирах, он бы расспросил его подробнее. Но сиды никогда не представляли такую же угрозу, что вампиры.
Малькольма какое-то время не видно и не слышно, а нет, вот он, пробежал по лестнице с хитрым выражением лица. Спасибо Господу, что аколиты забота Квентина.
Новичок: Мэттью Маккинлох мнется на пороге библиотеки пытаясь описать, как выглядела вампирша, и не произнести в лицо субмагистра слово «Шлюха». А потом переругивается и огрызается на других аколлитов, то и дело сжимая руку на рукояти короткого клинка, который вампир дал ему.
Роберт улыбается, надкусывая что-то со стола. А вот уже бежит куда-то с другими своими ровесниками, явно невольно споря за право возглавлять эту ватагу.
Блайд, который гораздо старше, и держит от аколитов в стороне, устало прикрывает глаза и делает большой глоток. А потом, когда он стоит в круге и отвечает на вопросы субмагистра, когда общий отец зажигает ему свечу, Генри невольно возвращается назад, почти на семь лет, вспоминая самого себя в этом же круге, и улыбается.
Еще один новичок, чьего имени в этот вечер Генри еще не знает крутит возле брата Эдварда, едва ли не заглядывая ему в рот.
Сестра Эйлин что-то сосредоточенно пишет в своей записной книжке. И когда он берет письмо из рук Генри ее пальцы немного дрожат. Как много горестей на этих хрупких плечах, и есть ли там место для надежды.
Сестра Джудит освещает собой сумрачные своды замка словно яркое пламя свечи. За ней можно наблюдать бесконечно: изящество движений, летящие складки юбки. Если бы Генри умел рисовать, он бы обязательно написал ее портрет. Улыбка в уголках глаз, чуть снисходительная и мудрая. Строгая и в тоже время изящная прическа. Даже то, как она чуть поворачивает голову похоже на произведение искусства.
Вольная охотница Ирэн стягивает с себя перчатки, в ее походке есть что-то пружинисто звериное. Хищное. «Я считаю, что она безумна» - шепчет кто-то на ухо Генри. Он может только согласится. Есть в ее отчаянной храбрости что-то сродни безумию.
Лео наклоняется к нему так близко, что Генри невольно задерживает дыхание, чувствует как его сердце пропускает удар.
- Ты же знаешь, что ты мой самый близкий друг.
- Это очень важно для меня.
- Я могу остаться на ночь в библиотеке? – в его вопросе есть что-то детское. Что-то от потерянного ребенка. Не этого тона в этом вопросе хотел бы услышать Фрезер. Но он улыбается и отвечает только одно:
- Да, конечно.
Эпилог.
Следующий день начался неспешными лекциями, разговорами за завтраком, а вовсе не поиском вампиров в утреннем лесу. Но под вечер заявились фейри: его племянник не обдуманно пригласил их…
И Генри, всегда считавший себя, тем, кто принимает всех. И может договориться и с перевертышем, и с сидом, ощутил желание убраться как можно дальше от этих таких нечеловечески прекрасных существ.
Он не успел помещать Александру выстрелить себе в висок: и эта мысль все еще его грызет, пусть тот и жив, лишь с окровавленной повязкой на голове.
Прохладный воздух должен был бы пробраться под его рубашку, но Генри так взбудоражен, что не чувствует холода. Лео рядом сетует на то, что отец субмагистр, считает его неповоротливым. И Фрезер убеждает его, что это не так. Что сэр Джон любит испанскую школу, и одному из любимых учеников предпочтет сосватать ее. А сам вспоминает о том, как на беседе о страхе, Брайс говорил о том, что не хотел бы увидеть важного для него человека в руках вампира, смотря то на своего оппонента Армана Фера, то на Хантингтона.
И Арман не взял его в свой летучий отряд.
Разговор сам собой соскальзывает на неприятие чего-либо кем-либо. И Генри невольно цитирует молитву, которой научила его матушка. А потом, чувствуя какое-то безразличие к тому, что будет дальше, спокойно произносит:
- У каждого из нас есть тайны, которые могут не принять другие. Даже у меня. Уверен, что ты не примешь.
И почти не дожидаясь вопросительной реплики Лео продолжает:
- Я люблю тебя, Лео.
- И я тебя, - тут же радостно улыбается Брайс. И Генри отворачивается. Он не хочет видеть, каким станет его лицо, когда он поймет, что Фрезер имел ввиду.
- Да, конечно. Всех нас, - горько почти сплевывает он, собираясь добавить что-то про то, что Лео считает пидорским.
Он ждет, что скажет его «Друг», ждет, что хлопнет дверь. Но тон Лео совсем другой. Тихий, не уверенный, он словно дом по кубикам собирает их в одну фразу.
- Но я тоже люблю тебя, Генри… именно так…. как ты сказал.
Декарий не верит своим ушам, смаргивает, чувствуя, что задыхается.
- И что мы будем делать? – осторожно спрашивает Лео.
Генри чувствует облегчение. Он никогда не думал, что ему скажут «Да», и никогда не думал над ответом на этот вопрос. Потому он просто приваливаться к плечу Лео, отчетливо ощущая его тепло, и улыбается.
- Я не знаю, - дальше он выпаливает почти все что знает по этому вопросу. Про Содом, про правила и законы. Про то, что никто и нигде не писал, что им теперь делать.
- Но мы же не обязаны решать это прямо и сейчас?
- Нет, конечно не обязаны, - Генри прикрывает глаза. Они обязательно разберутся с этим позже. Теперь он, наконец, сможет об этом подумать.
Теперь, он, наконец, может не считать не правильным то, что он чувствует, раз его чувства взаимны.
Лекция
Бог творит мир за 6 дней.
Иоанн Златоуст спрашивает: «Почему Бог творит по дням. Он мог бы сотворить все в 1 день, в 1 мгновение». И сам отвечает: «По человеколюбию». Священной писание – это общение Бога с человеком. Возможно при чтении вам казались скучными некоторые места, но если вы дадите себе труд «Испытывать писание» (Ин 5.39), то многое узнаете о себе и вере.
В качестве примерна разберем три первых слова Св. Писания и скрытые в них смысле.
Вначале сотворил Бог
«Берешит бара Элохим» (Вольная транскрипция с еврейского)
«Бара» - сотворил – ед.ч.
«Элохим» - сильные/Боги – мн.ч
В этой кажущейся нестыковки подлежащего и сказуемого кроется явленное в Н.З. откровеннее о Троице.
И от 2ух испытаний уберегает нас одно лишь слово «Бара» - «сотворил». Более точный перевод с ев. «Сотворил не из чего-либо существующего». (Из «ничего» не корректный перевод, и с точки зрения смыслов разница довольно большая)
1. Бог творит мир не из чего-то другого. Например Материи, которая существует сама по себе, наравне с Богом, как считали еретики – Манихеи. Они проповедовали дуализм. Якобы наряду с Богом существует равная ему сила. Добро невозможно без зла. В эту ошибку человек впадает, если не выдерживает испытание злом, сталкиваясь с несовершенном мира. (но теодицея не тема нашей лекции)
2. Испытание красотой. Более опасное, чем испытание злом. Пантеизм считает, что Бог творит мир из себя и Бог и есть мир. Все что нас окружает, есть тело Бога и равно Богу. И мы сами в этом смысле – части тела Бога. Да, Благодать Бога пронизывает этот мир. Но он не есть Бог. Восхищаясь этим миром мы должны признавать, что есть Некто более совершенный.
*Тут зачитать стихи о 1 дне творения, о сотворении человека и о об Дне Покоя*
Бог творит:
В 1 день – Небо (как мир ангелов, земное небо – 2 день), землю (как материальный мир – сушу в 3 день), свет, отделяет свет от тьмы. Нарекает день и ночь.
в 2 день – твердь небесную.
В 3 день: землю (Сущу), моря и растения
В 4 день Светила
В 5 – рыб, пресмыкающихся и птиц.
в 6 зверей земных, скотов, гадов и человека (мужчину и женщину сотвори их)
7 день – день покоя.
Вернемся к Первому Дню Творения. Называть его Первым – не корректно. По еврейске «Йем решем» - день первый, «Йем Ришад» - день «один». Не порядковое числительное. ( и поэтому я искал для лекции славянский, а не русский перевод – он более точный).
День «Один» - задает единицу отсчета времени. Но сам существует вне его.
В день 1 – Бог творит основу мира.
В день 1 происходит отпадение Денницы.
Он особенный и не включен в разряд дней.
Бог называет День и ночь, н еще нет солнца. Этот день символический, который не зависит от движения земных светил.
День 1 = Дню 8, т.к. 7 день – день покоя – шаббат, суббота.
День 1 – День Солнца (Sunday), Воскресение.
После сотворения Евы начинается день 7, Бог больше ничего и никого нового не творит.
Как вы думаете когда закончилась Божественная суббота? (аколиты угадали, всадники нет)
С Благовещением. Когда Бог сотворил в чреве Пречистой Девы земное тело ИХ.
Сейчас все мы с вами живет в 8 день. И он не закончится никогда.
Запомните: Божественные 8 дней не равны нашим, и не зависят от нашего Солнца. Сотворение мира могло с точки зрения человека длится тысячелетиями. Если только 7 день длился 6 тыс лет.
Перейдем к вопросу об Эволюции.
Впервые предположение о том, что живые организмы могут изменяться, встречается у греческих философов-досократиков. Например: Анаксимандр, Эмпедокл, Демокрит.
Платон и Аристотель придерживались другой точки зрения.
В XVII веке Джон Рэй строго определил виды животных. И считал, что эти виды созданы Богом, но могут быть изменчивы в зависимости от местных условий.
Но в середине прошлого века все более популярными становятся взгляды об эволюционном изменении организмов. Мопертюи писал в 1751 году о естественных модификациях, происходящих во время воспроизводства, накапливающихся в течение многих поколений и приводящих к формированию новых видов. Бюффон предположил, что виды могут дегенерировать и превращаться в другие организмы. Эразм Дарвин считал, что все теплокровные организмы возможно происходят от одного микроорганизма «филамента». Первая полноценная эволюционная концепция была предложена Жаном Батистом Ламарком в 1809 году в труде «Философия зоологии». Эти идеи были отвергнуты натуралистами, поскольку не имели экспериментальных доказательств.
С ними спорят такие ученые как Жан Кювье.
С кем из них согласно Св. Писание?
С Джоном Реем. Виды изменяются внутри одного, и мы – люди – тому доказательство.
Мы все произошли от Адама и Евы, а так же от Ноя и его сыновей: Сима (еврейские, арабаские и др народы), Иафета (народы европы и не только), Хам (Негры). Разница между нами и неграми очевидна.
Темы которые были подняты в вопросах тезисно.
1. Женщины и теодиция.
Женщина сосуд греха?
Самым праведным человеком на земле была женщина – Дева Мария.
А как же грехопадение?
Там оба были хороши: Адам ел, а не отобрал у жены плод. И именно Адам говорит Богу: «Жена, которую ТЫ мне дал – дала мне плод, и я ел».
на самом деле отпадение Адама от Бога началось еще когда в Раю, он склонился больше к изучению мира вокруг, чем к Богообщению. И когда ему потребовался еще один человек
Что же ему так и было нужно жить там одному?
Он был не один. С ним был Бог. Но он создал Адама свободным
2. Каин, проклятие и ад.
Каин религиозный человек. Он убивает брата не из зависти, но потому что Бог не принимает его жертву. И вместо того, чтобы задуматься о том почему не принял, он ищет себе более удобного Бога. К слову до этого Бог обращается к нему: «Каин, подними свое лицо от земли, некто обращается к тебе».
Но Каин выбирает дьявола и приносит Авеля ему в жертву. Бог не проклинает никого, он лишь уведомляет Каина: «Земля вопиет ко мне от крови, что ты пролил. Проклята земля в делах твоих. Стенающим и трясущимся ты будешь (Изгнанник и скиталец – не корректный перевод).» То есть Каин вечно будет трястись от страха, что его кто-то убьет. У греков было понятие «Ата» - это преступление, которое само по себе наказание за него. он сам проклинает себя своим убийством.
И бежит от лица божия.
Так и ад – это не место. Это движение. Падшим ангелом и грешникам невыносимо находится в сиянии божественной чистоты, они стремятся убежать. Как можно дальше. Но так как благодать пронизывает все существование, то убежать они могут разве что в никуда – в нигде, в смерть.
3. Лилит и нефелимы и геборимы, Потоп.
Лилит – первая жена адама и демоница?
Апокриф. художественный вымысел.
Нефелимы и геборимы дети людей и ангелов?
Нет, ангелы не имеют физического тела. И не могут иметь общее потомство с людьми. Сыны Божии в данном случае – потомки Сифа, третьего сына упоминаемого Адама и Евы (Да, кроме Каина, Авеля и Сифа у них были другие дети, и много, просто Св Писание упоминает только тех, кто чем-то прославился). А дочери человеческие – Каинетянки.
Нефелимы и Геборимы – потомки этих людей. О них сказано очень мало. Только то, что они изобретатели всяких зол, и вследствие их деятельности случился Потоп.